История Нины Б. - Страница 100

100

Это что — очередной театр? Или это искренне? Правду говорит этот маленький адвокат или лжет, как он уже однажды мне солгал? Кто мне может сказать?

— Вы не хотите сделать какое-нибудь открытое заявление против этого человека? — спросил я.

— Нет.

— Почему же?

— Дело против господина Бруммера еще не завершено. Представляете, какой будет скандал, если мы сделаем заявление! Когда об этом узнает пресса! Эта братия только того и ждет. Нет, никаких заявлений, ни по какому поводу! Сначала надо приостановить дело. И только после мы должны идти в полицию, не раньше, — доктор Цорн погладил свою светлую шевелюру «а-ля Герхард Гауптман». — Поэтому господин Бруммер признателен вам, что вы храните молчание по поводу последних происшествий. Особенно он волнуется за свою жену.

— Фрау Бруммер сейчас на Мальорке.

Он взглянул на меня без всякого выражения:

— Может быть, она вам напишет. Или как-нибудь вам позвонит.

— Мне?

— Чтобы узнать, что происходит дома. В этом случае господин Бруммер просит вас сказать его жене, что дома все в порядке.

— Не кажется ли вам, — сказал я, — что фрау Бруммер что-нибудь заподозрит, поскольку так долго не слышала своего мужа?

— Но она его слышала!

— Разве?

— Он же ей может писать! Сначала будет диктовать письма. Кроме того, он ей может все время звонить. Господин Хольден, те-телефон у него возле кровати!

25

— Дюссельдорф, заказывали Мальорку? Пожалуйста, говорите.

— Алло!.. Алло!.. Отель «Риц».

— Сеньору Бруммер, пожалуйста.

— Минуточку.

— Фрау Бруммер слушает.

— Нина!

— Роберт! Я так ждала твоего звонка!

— Я не мог раньше зайти на почту. Я был у Цорна, он…

— Муж звонил сегодня после обеда.

Я молчал.

— Ты меня понял? Муж звонил.

— Этого следовало ожидать.

— Он… он разговаривал, как будто из бюро! Как будто он здоров и бодр. Он говорил, как любит меня… он не мог почти ни о чем беседовать, я слышала его тяжелое дыхание, он задыхался… Но когда я его спросила, не болен ли он, он ответил, что просто связь плохая и, кроме того, что он запыхался, быстро пробежавшись вверх по лестнице. Роберт, позвони мне завтра! Он же теперь будет звонить каждый день — так он сказал! Я схожу с ума! Я этого не вынесу — его голос, твой голос…

— Мне больше не надо звонить?

— Нет, что ты! Пожалуйста! Но это не может так долго продолжаться!.. Все становится только хуже…

— Любимая, еще немного… потерпи еще немного…

— Ты же что-то задумывал! У меня нервы уже на пределе… Скажи, ты что-нибудь собираешься делать?

— Кое-что я делаю. Все когда-нибудь кончается. До скорого!

26

Шлирзее, 5 декабря

Дорогой господин Хольден!

Наконец-то, с опозданием, собралась Вам написать. Я хорошо поработала над обустройством, и теперь мне осталось лишь обжиться. Но даже господин Готтхольмзедер сказал, что так чисто и так уютно у него в доме не было никогда!

Мы с ним очень хорошо понимаем друг друга, и ему нравится моя еда. За это он достает мне дрова для печки и затапливает ее. На первых порах мы иногда по вечерам ходили в дешевый кинотеатрик, но — только представьте! — недавно этот чудесный милый господин подарил мне телевизор! Я была так тронута, что чуть не разрыдалась! Это действительно человек-душа. Я молюсь за него каждый день, чтобы он действительно нашел свое счастье.

Теперь мы все вечера проводим перед телевизором. А еще мы купили пару кроликов. Господин Готтхольмзедер построил для них сарай.

От нашего господина и моей Нинель я получила письма. Оба пишут, что у них все хорошо. А как поживаете Вы, господин Хольден? Ох, как часто я тоскую по Дюссельдорфу и по всем вам! Но здесь я тоже счастлива и очень вам за это признательна.

Думаю посетить Вас на Рождество. У нас очень холодно, а у вас тоже? Наверху в горах лежит сверкающий снег. Пишите мне, пожалуйста, господин Хольден, и всего Вам наилучшего!

С сердечным приветом,

Ваша Эмилия Блехова.

27

За день до Рождества меня пригласил Бруммер. Он лежал в аристократической частной клинике. Его огромная палата была окрашена в приглушенные тона, напоминая домашнюю спальню, и обставлена мебелью в античном стиле. Он сидел на кровати и, когда я вошел, мягким взглядом посмотрел мне в глаза.

Лицо у господина Бруммера было цвета грязного известняка. Под тусклыми глазами — черные мешки. Дряблые щеки свисали, как у хомяка, из-под обескровленных губ виднелись желтые мышиные зубы. Красно-золотистая полосатая пижама была расстегнута на груди, обнажив обвисшую белую грудь, поросшую светлыми волосами.

Около кровати стоял большой стол. На нем лежали папки с документами, письма, книги, два телефона, радио и магнитофон. Было позднее послеобеденное время. Снаружи порывистый ветер тряс сучья голых деревьев. Смеркалось. У окна стоял большой адвентский венок с четырьмя толстыми свечами.

Бруммер нежно произнес:

— Хольден, я очень рад снова видеть вас.

— Добрый день, господин Бруммер.

— Доктор Цорн передал вам, что я прошу у вас прощения?

— Конечно, господин Бруммер.

— Вы прощаете меня?

— Конечно, господин Бруммер.

— Мне это очень приятно. Нет, правда, Хольден, может быть, вы не можете этого понять, но когда вот так, как я, стоишь на краю могилы, после хочется жить в мире со всеми человеческими собратьями, дарить и получать доверие, любовь и добро. — Теперь он говорил все тише, слегка поющим голосом: — Завтра Рождество, Хольден, праздник мира. Зажгите свечи на адвентском венке. Поглядим же на теплое пламя и найдем успокоение в этот час.

100