История Нины Б. - Страница 17

— Да бросьте, господин Ворм!

— Идите вон! — буквально пролаял он и вновь попытался подняться, но не смог и упал в кресло. Халат распахнулся, и я еще раз смог убедиться, что он отлично сложен.

Я направился к двери. За стеной послышался шум воды, сливаемой в унитазе.

— Эй вы!

Я обернулся. Мне стало его жалко. Такой симпатичный парень. Да, Нину можно было понять.

С большим трудом он встал на ноги и покачиваясь направился в мою сторону, но не дошел и плюхнулся во вращающееся кресло перед роялем. Его локти грохнулись на клавиши, вызвав какофонию высоких и низких звуков. Он начал валиться на бок, но я успел поддержать его, не дав упасть на пол.

— Я не могу этого сделать, поймите меня! — сказал он.

— Ну что ж, не делайте.

— Что она там задумала? — Он вновь поднялся. Облокотившись спиной на рояль, он мог стоять довольно устойчиво. От него несло коньяком. Это было утро, полное различных запахов. — Об этом пишут все газеты… Полиция проводит расследование… Что будет, если они все узнают? Чтобы работать, я должен быть спокоен. У меня хорошая работа. Вы знаете бар «Эден»?

— Нет.

— У меня действительно хорошая работа. Меня только что приняли. Я должен подумать и о себе. Посмотрите на эту квартиру… на мебель… на книги… Все это я приобрел на собственные деньги. Именно на свои собственные деньги… Я… на конкурсе получил приз… от консерватории. — Он в бессилии хлопнул по стопке нотных листов… — Моя рапсодия! На две трети она уже готова. На будущий год я хотел купить «Фольксваген». Я же ей говорил, что никогда не смогу на ней жениться… я ей никогда не врал… Зачем же сейчас она это делает? Зачем?

Я пожал плечами.

— Бруммер убьет меня, если узнает об этом! Что значит «смыться»? Я вас спрашиваю: куда мне бежать?

— Об этом надо спрашивать не меня, — ответил я.

Он хлопнул ладонью по письму:

— «Эйр Франс»! Заказать билет в Париж! Заказать немедленно! Что за глупость?! Она же лежит в больнице! Как она оттуда выйдет?

— Об этом надо спрашивать не меня, — повторил я.

— А что мы будем делать в Париже? По-французски я не говорю. Денег у меня нет. У нее тоже. — Он схватил меня за лацканы пиджака. — А почему, собственно, она пыталась уйти из жизни?

— Не надо, — сказал я.

— Что?

— Не надо меня хватать. Я этого не люблю.

Он убрал руки:

— Случилось что-то ужасное, чего она не смогла пережить?

— Не имею ни малейшего понятия.

— Но она же пишет об этом.

— Это ваши проблемы.

— Почему мои? Она же замужем!

С фотографии на нас обоих взирала Нина Бруммер, полнотелая блондинка, соблазнительная и желанная, — однако, видимо, недостаточно соблазнительная и недостаточно желанная.

— Я ничем не могу ей помочь… — Ворм поплелся назад к столу и наполнил бокал, пролив при этом коньяк. — Я не хочу иметь с этим ничего общего. Я всегда ей говорил, что для меня работа важнее всего! — Он воскликнул это со странной гордостью. — Я никогда не брал у нее денег! И ни одного подарка! Я почти на десять лет моложе ее! — Его голос сорвался. — Между нами была совершенно ясная договоренность… с того самого дня, когда она заговорила со мной.

— Она сама с вами заговорила?

— Конечно. В баре «Эден»… — Он провел рукой по губам. — Она такая приятная. Такая красивая. Она великолепна. Мы… изумительно провели с ней время, поверьте… — Он опять хлопнул по стопке нотной бумаги. — Но вот это! Уже готово две трети! Я ей никогда не устраивал сцен!

— Господин Ворм, я должен идти.

— Скажите ей, что я не могу. Пусть она мне больше не пишет. Она должна успокоиться. Тогда мы снова сможем встречаться. Позже. Я желаю ей всего наилучшего.

— Вы отказываетесь бронировать места на Париж?

— Да! И писать ей я тоже не буду. И звонить.

— О'кей, — сказал я. — Кончайте пьянствовать и попробуйте поспать.

— Я не могу спать… У вас не должно сложиться обо мне превратного мнения… вы мне понравились… даже очень… То, что она сделала, просто ужасно… Но чем я могу ей помочь, если она мне не говорит, зачем она все это сделала? Из-за чего-то ужасного! А что было таким ужасным?

— Этого я тоже не знаю, — сказал я, направляясь к двери.

Выйдя из темного подъезда на залитую солнцем улицу, я услышал приветливый голос:

— Добрый день, уважаемый.

— Добрый день.

— Бог жив, — сказала свидетельница Иеговы. Она все еще стояла на солнце, выполняя возложенную на нее миссию.

— Конечно, конечно, — сказал я, двигаясь к черному «Кадиллаку», — мы об этом уже говорили.

— Ах, извините меня, — девушка улыбнулась.

Эта улыбка мне еще вспомнится…

13

Построенное из стекла, бетона и стали, блестящее и прозрачное, высотой в девять этажей, офисное здание Бруммера было расположено в самом центре Дюссельдорфа. На крыше возвышались антенные мачты. Стеклянные двери на входе открывались автоматически, когда к ним кто-то приближался: срабатывали селеновые датчики. Над порталом были прикреплены две позолоченные буквы высотой в один метр каждая…

В огромном фойе работали кондиционеры. В фонтане журчала вода. В бассейне фонтана плавали маленькие рыбки. Лампочки освещали их то красным, то зеленым, то синим светом. Стены были приглушенного желтого и серого цвета. Взад и вперед сновали озабоченные люди, среди них я заметил много красивых девушек.

В фойе было три лифта. Перед ними стояли служащие в синей униформе. На обшлагах у всех были золотые буквы…

На широкой стене холла можно было рассмотреть пестрые мозаичные панно: крестьяне, работающие в поле, шахтеры, добывающие уголь, женщины, собирающие виноград, каменщики, возводящие стену, летчики, сидящие в кабинах самолетов, ученые, склонившиеся над своими фолиантами и ретортами; матросы, стоящие за штурвалами кораблей, пересекающих стилизованный океан. Над всем этим золотом светились слова: