История Нины Б. - Страница 45

Собственно говоря, это была плата за мой страх, и я получил ее за то, что пытался кого-то шантажировать, и еще потому, что доктор Цорн наврал господину Бруммеру. В результате всего этого теперь у меня было тридцать тысяч марок. Если бы господин Цорн рассказал господину Бруммеру всю правду, я был бы по-прежнему бедным. Таким образом, чтобы получить эти деньги, я позволил совершиться двум аморальным поступкам — одного поступка такого рода для этого было бы не достаточно. Я начинал понимать, как богатые делают свое состояние.

Появился официант с лимонадом, и я, спрятав банкноты, начал осторожно пить маленькими глотками, — я не хотел застудить горло и заболеть, имея в кармане такие деньги, такие большие деньги.

Ледяные кубики гремели в бокале, покрывшемся снаружи мелкими капельками. Лимонад — мой любимый напиток. Когда я был маленьким мальчиком, моя мать летом готовила целые кружки лимонада, которые мы ставили в подвал, так как холодильника у нас не было.

В одной руке я держал бокал, а другая лежала на моем пиджаке, там, где были спрятаны банкноты. Я думал о своей матери и о том воскресенье, которое было таким же жарким, как и сегодняшний день. Тогда к нам пришел судебный исполнитель, чтобы забрать часть наших вещей под залог…

Когда он пришел, я играл в саду. Он был очень бледный и страшно страдал от жары. Господин Кольшайт был старым человеком в лоснящемся черном костюме. Когда он к нам приходил, а приходил он часто, у него в руках всегда был портфель со сломанным замком.

Моя мать принимала его очень радушно:

— О боже, господин Кольшайт, как мне вас жаль: ведь, чтобы добраться до нас, вы проделали столь долгий путь, да еще при такой погоде! Мне вас очень жаль!

— Сердце, — отвечал господин Кольшайт, — колет сердце. Да плюс к этому нервы. Вы не можете себе представить, что мне сегодня уже пришлось вынести! Один даже бросился на меня с кулаками.

— О боже! — отвечала моя мать.

— Одни волнения, госпожа Хольден. А ведь мне уже немало лет.

— Бог поможет, — говорила моя мать. — Садитесь, пожалуйста, на террасе, там тень. И выпейте бокал лимонада.

— Спасибо, не надо…

— Он холодный как лед, я его сделала из настоящих лимонов, господин Кольшайт! Да, конечно, вы выпьете бокальчик. Роберт, дорогой, сбегай принеси кружку для господина Кольшайта!

— Сейчас принесу, мама!

— Так расскажите, господин Кольшайт, что произошло после того, как на вас бросился мужчина с кулаками?

— Да как обычно, знаете ли, все как всегда. Полиция, крики, и они его увели, и его жена, бедняжка, проклинала меня и кричала мне вслед, чтобы я умер от рака легких, но не так быстро! Как вы на это смотрите, госпожа Хольден? Я же во всем этом не виноват! Меня направляет финансовое ведомство, мне говорят: «Иди и забери что-нибудь под залог». А люди думают, что мне это доставляет удовольствие!

— А мне бы это понравилось, — сказал тогда я. — Мама, когда я вырасту, я стану судебным исполнителем. Это увлекательная профессия.

— Ты еще ребенок и ничего не понимаешь. Не встревай, когда разговаривают взрослые! Принеси лучше кружку из подвала.

Я мчался в подвал и возвращался с полной кружкой лимонада, а господин Кольшайт жадно пил и говорил:

— Я благодарю вас, но не за этот лимонад, госпожа Хольден, а за вашу доброту. У вас доброе сердце. Ну, а теперь, за работу.

После этого он, тяжело вздыхая, наклеивал гербовую марку на единственный ценный предмет мебели, которым мы все еще владели, — на большой шкаф времен королевы Марии Терезии. И при этом говорил:

— Раз уже мне приходится это делать, то я дам вам добрый совет: время от времени платите несколько марок. Самую маленькую сумму. В этом случае мы никогда не заберем у вас этот шкаф!

— Это хороший совет, — ответила моя мать.

На прощание господин Кольшайт поцеловал ей руку:

— Все образуется!

— Будем надеяться, — отвечала мать.

На улице пожилой человек обернулся и помахал нам рукой, а мы помахали ему в ответ, и моя мать сказала:

— Посмотри, у него рваные носки. Наверняка у него у самого есть долги.

— Если у судебного исполнителя есть долги и он не может их оплатить, он должен у самого себя брать вещи в залог, мама? — спросил я тогда.

Сегодня, спустя много лет, я вспоминаю это, держа в одной руке бокал с лимонадом и положив другую на свой пиджак, на то место, где лежали тридцать тысяч марок.

Тридцать тысяч марок, о боже!

Я допил лимонад и прошел в расположенный рядом цветочный магазин. Здесь я заказал тридцать красных роз.

— Прошу вас немедленно доставить этот букет госпоже Нине Бруммер. Она пациентка больницы Святой Марии.

— Может быть, вы напишите несколько слов, уважаемый?

— Нет.

— А что нам ответить на вопрос, от кого эти цветы?

— Ничего. Просто доставьте цветы, — сказал я.

Нина. Теперь я снова мог думать о ней, теперь я опять был в безопасности. Это не имеет ничего общего с любовью, решил я, направляясь к своей машине. Любой, оказавшийся вчера на моем месте, думал бы только о себе.

Или все-таки нет?

Я сел на горячее кожаное сиденье и стронул машину с места. Я все время думал о Нине. Мне вдруг стало грустно, хотя только что я был полон радости.

Нина. Нет, по всей вероятности, это все-таки была не любовь. Во всяком случае, не такая любовь. Если бы это была любовь, то я думал бы о ней и вчера, сначала о ней. Наверное, мне хотелось всего лишь переспать с ней.

Но тогда почему я испытывал такое чувство вины? Почему мне стало вдруг грустно, когда я подумал о Нине? Почему мне все не было безразлично и я не попытался овладеть ею?