История Нины Б. - Страница 81

— Выход справа! — Она указала дорогу малочисленным зрителям и при этом еще раз встретилась со мной взглядом. И тогда я спросил:

— Неужели нам действительно нечем заняться?

Она откинула голову назад и сказала, обращаясь к красному плюшевому занавесу:

— Парни в этой стране так самонадеянны, что просто тошно становится!

Чтобы она лучше меня запомнила, я, выходя из зала, опять положил руку ей на бедро, а она опять хлопнула по ней своей рукой, но на этот раз улыбнулась.

Домой я шел очень медленно. Теперь мне некуда было торопиться. Я шел вдоль Рейна, смотрел на огни на другом берегу и на корабль, проплывавший по темной глади воды. Люди на корме пели веселую песню под аккордеон. Я вдыхал осенний, пахнувший дымом воздух и радовался лету, которое обязательно наступит после зимы, так как летом Юлиус Мария Бруммер будет уже мертв. «Это должно быть хорошее лето, — думал я, — доброе лето для маленькой Микки, и для ее отца, и для Нины, и для меня. Все образуется лишь тогда, когда Юлиус Бруммер будет мертв».

Теперь я чувствовал себя очень уставшим. Когда я поднимался по винтовой лестнице в свою маленькую квартирку над гаражом, ноги у меня болели. Когда я открыл входную дверь, на полу комнаты я увидел письмо. Очевидно, кто-то просунул его под дверь. Я покрылся испариной — это был почерк Нины. Я вскрыл конверт, и из него выпал листок. Я начал читать:

«Мне обязательно надо с тобой поговорить. Завтра во второй половине дня мой муж поедет к адвокату. Будь в 15.30 у нашего корабля».

Я сел на кровать и прижал письмо к лицу в надежде, что от него повеет духами Нины; но почувствовал лишь запах бумаги и подумал: Нина опять стала писать письма. Потом я посмотрел через окно на окно ее комнаты. Нина стояла за занавеской, я видел ее силуэт. Очевидно, она ждала меня. Я заметил какое-то движение в ее комнате, и сразу же после этого там погас свет. Я тоже выключил свет в своей комнате. И это действие связало меня с ней какой-то внутренней нежностью, как будто в созданном мной полумраке мы лежали с ней в обнимку под теплым одеялом в одной постели, защищая друг друга, соединившись на одну ночь.

6

В тот день погода была неустойчивая, дважды шел проливной дождь, а во второй половине дня опять стало светить солнце. По блекло-синему небу восточный ветер гнал редкие серые облака. Их тени отражались в реке.

Я подъехал к маленькому судну-ресторану точно в 15.30. Нина была уже здесь. На ней были черные туфли на низком каблуке, черный плащ и черный платок, из-под которого выбивались светлые волосы. Она стояла на улице, скрываясь за стволом толстого каштана. Бруммера я высадил у доктора Цорна. Мне было приказано забрать его точно в 17.00.

Всего час, всего один-единственный час — и даже он показался мне отголоском вечности, когда я увидел сквозь стекло машины, как Нина бежала ко мне. Я быстро открыл правую дверцу, и она упала на сиденье. Нина тяжело дышала, от ветра у нее раскраснелись щеки. Еще никогда она не казалась мне такой красивой.

— Надо убираться отсюда!

— Почему? — Я почувствовал запах ее духов, ее волос, я с ума сходил по ней.

Она проговорила торопясь:

— Я просто боюсь…

— Чего?

— Его… его… — Внезапно она закричала: — Давай же, ради бога, поехали отсюда!

Я тронул машину с места. Она сидела рядом и не смотрела на меня. Тени облаков так же скользили по поверхности воды и по шоссе и над нами. Я ехал уже десять минут, когда Нина сказала:

— Здесь.

Я остановил машину. Чуть ниже шоссе начиналась небольшая роща, спускавшаяся к Рейну. Я увидел кустарник с желто-красными листьями, развесистые ивы, высокую траву, заросшие тропинки.

— Отгони машину с дороги, — сказала Нина.

Я направил «Кадиллак» на луг и остановился под развесистым деревом. С шоссе машина была не видна. Нина вышла из машины и пошла в подлесок. Она шла так быстро, что я с трудом поспевал за ней. Ветки хлестали меня по лицу, я спотыкался о корни деревьев, несколько раз поскользнулся в небольших лужицах. А Нина шла все дальше и дальше. Лес становился гуще. Квакали лягушки, пара птиц пролетела низко над нами. Наверху по шоссе, шурша шинами, промчался какой-то автомобиль.

На небольшой полянке Нина остановилась. Нас окружали мощные старые деревья, на их мокрых стволах еще виднелись следы песка, водорослей и старой травы, занесенных сюда прошлым наводнением. На лужайке было сумрачно. Отсюда был слышан шум протекающей где-то рядом реки. Пахло гнилушками. Нина смотрела мне прямо в лицо. Ее ноздри подрагивали, глаза и полные красные губы влажно блестели. Я обнял ее, и она тихо застонала. Я обнял ее голову, а она положила мне руки на плечи и прижалась ко мне. Когда я целовал ее, мне вспомнилась молодая пара у запасного выхода из маленького кинотеатра: они были так целомудренны…

Нина закрыла глаза, а я видел ее белую кожу, шелковые ресницы и золотые волосы так близко, а над нами плыли тени облаков, и я был просто счастлив. Затем я немного отодвинулся назад, а ее лицо стало жестким и голос резким:

— Он не дает мне развода.

— Я знаю, — ответил я и хотел взять ее за руку, но она отступила назад и оперлась спиной о ствол толстого дерева.

— Знаешь? Откуда?

— Он мне сказал. Когда мы ехали в Мюнхен. Он отклонил также и мою просьбу об увольнении.

Она засунула руки в карманы плаща и заговорила со мной, как со своим злейшим врагом:

— Ну а ты? Что ты сделал?

Я ответил:

— Ничего. — Я не смог ей сказать, что за это время уже успел кое-что сделать, ибо она не должна была этого знать. А если она меня презирает и в конце концов возненавидит… нет, все равно этого ей знать не следовало. Поэтому на ее вопрос я холодно повторил: — Ничего.