— Преподавательница уже ушла. Задания она дает каждый день. Иногда по памяти или сама придумывает диктант, а иногда даже заставляет писать сочинения. У нас вы можете научиться и другим занятиям. Хотите, я вам сейчас подиктую?
— Нет-нет, спасибо. Я хочу лишь потренироваться. Хочу убедиться, что я еще кое-что могу.
Я на ощупь вставил лист бумаги в машинку. Грета положила руку мне на плечо и сказала, обращаясь к слепому, сидящему рядом со мной:
— Господин Зауэр, позаботьтесь немного о господине Цорне.
Слепой, которого звали Зауэр, был седым человеком моего возраста. Он ответил:
— Будет сделано, фройляйн Грета. — И продолжил печатать.
Девушка с заячьей губой ушла. Проходя по комнате, она положила руки на плечи еще двум мужчинам, а те обратили к ней свои лица, и их мертвые глаза засветились.
Я начал печатать. Я делал кое-какие ошибки, строчки были кривые. Сначала я напечатал алфавит в обратную сторону, а потом цифры от 1 до 10. Потом я напечатал «Отче наш». Мне досталась очень древняя машинка. Да, Юлиус Бруммер вложил в это дело явно не все свое состояние! Я посмотрел направо и прочел текст, который печатал господин Зауэр: «В чем состоит счастье человека? — Это был заголовок. Я стал читать дальше: — Счастье человека состоит в том, чтобы у него был другой человек, любящий его. Я люблю свою жену. Моя жена изменяет мне. Я знаю это уже несколько недель. Я поехал за ней и слышал, что она говорила другому мужчине. На все это ушло много денег, но она этого не заметила, и я теперь знаю, что меня моя жена обманывает…»
Он уже очень хорошо печатал, этот господин Зауэр.
Я вытащил свой листок из машинки и вставил новый, и пока слепые плели корзины и писали сочинения о человеческом счастье, я печатал на плохой бумаге Фонда Юлиуса Бруммера: «Теперь Вы знаете, что я существую. Я выгляжу так же, как Ваш шофер. Это плохо и для Вас, и для него. Если Вы не сделаете того, чего я от Вас потребую, я убью Вас. В тюрьму за это попадет Ваш шофер. Именно он, а не я. Мы с Вами не знакомы, и у меня нет причины убивать Вас. Я делаю лишь то, чего требуют от меня мои заказчики. Ваш шофер знает Вас. И у него более чем достаточно причин, чтобы Вас убить. И это признает любой суд.
Я смог вывести Ваш «Кадиллак» из гаража и под видом Вашего шофера заполнить бензобак на заправочной станции, не заплатив за это ни гроша. Я смогу сотворить и не такое. Либо Вы будете следовать моим указаниям, либо умрете. Мои заказчики хотят видеть Вас в тюрьме. Они постараются убедить репортера Ромберга отдать им фотографии. Пока они отложат на время выполнение этой задачи. Я убью Вас, если вы не сделаете того, чего я потребую. А в тюрьме окажется Ваш шофер».
На дешевом зеленом конверте, который я купил по дороге, я написал адрес.
— А вы здорово печатаете! — сказал господин Зауэр.
— Да, ничего.
— Скажите, пожалуйста, не смогли бы вы одолжить мне пять марок? Я отдам, честное слово.
Я промолчал.
— Прошу вас. Я задолжал шоферу такси. И пока я с ним не расплачусь, он не будет меня возить. А мне очень важно, чтобы сегодня вечером он меня отвез!
На это был потрачен целый час. Я еще немного попечатал и оставил свои попытки добиться успеха в машинописи.
— Он и у вас выпросил деньги? — спросила девушка с заячьей губой.
— Кто? — спросил я.
— Господин Зауэр. Он у всех просит деньги.
— Я дал ему пять марок.
— Вот она обрадуется! Иным женщинам так везет! Эту старуху вам следовало бы увидеть! Она старше его, толстая и противная. Он просит денег на такси, чтобы следить за ней. Шофер рассказывает ему, с кем и где она встречается. А потом он плачет у меня на плече. — Она подошла ко мне и опять взяла мою руку. — А вы вернетесь?
— Конечно, вернусь!
— Буду очень рада, — ответила Грета Лихт и прижала мою руку к своей груди.
На лестничной площадке я снял темные очки и тщательно завернул палку в бумагу. На улице Хаттингерштрассе я поймал такси и направился на вокзал. Здесь я опять переоделся, положил в чемодан очки и палку и опять сдал его в камеру хранения.
На главпочтамте я отправил письмо Бруммеру. Часы показывали 17.45. Я поехал к следственной тюрьме. Десять минут седьмого появился маленький доктор Цорн:
— У нас здесь дел минимум на два часа. Отправляйтесь домой.
Тогда мне в голову еще не пришла мысль, что и другим людям тоже нужно алиби.
— Спокойной ночи, доктор, — сказал я и поехал в сторону Рейна.
У ворот парка виллы стояла женщина. Свет фар скользнул по ней, и мое сердце яростно застучало. Я остановился. Нина Бруммер едва переводила дыхание:
— Слава богу, я жду вас уже целую вечность!
— Что-то случилось?
— Микки…
— Что с ней? — спросил я, оцепенев.
— Нам надо к Ромбергам. Микки пропала.
С Рейна накатывался туман, воздух был сырой, а небо темным. Я ехал медленно, и деревья на Цецилиеналлее поодиночке выплывали из темноты, освещенные фарами машины. Нина начала рассказывать:
— Ромберг позвонил Миле. У малышки школа заканчивается в час. В три родители начали ее разыскивать. Моя бедная Мила! Она так разволновалась, что была вынуждена прилечь. Сейчас у нее врач.
Я потянул руль налево, и машина почти беззвучно поехала в западном направлении вдоль парковой аллеи.
— Роберт…
— Да?
— А мой… муж может иметь к этому какое-то отношение?
Я кивнул:
— Ты помнишь тот день, когда вернулась из клиники? Вот тогда-то Ромберг и сделал ту фотографию, на которой все мы. Именно за ней и гоняется твой муж.