— Когда два человека любят друг друга, всегда происходит что-нибудь ужасное. Например, один из них умирает. Или вдруг начинается война, которая их разлучает. Они не хотят, чтобы мы были счастливы…
— Я постараюсь нас защитить…
— И как же ты сможешь это сделать?
— Найду способ.
— Ты просто хочешь ободрить меня. А на самом деле ты боишься не меньше меня.
— Это правда, — сказал я.
— За это я и люблю тебя. Не убирай руку, прошу тебя. Мне так хорошо.
Я наклонился и поцеловал ее. Потом я положил голову ей на грудь и услышал, как она сказала:
— Я хочу стать твоей женой. Прямо сейчас. Я хочу, чтобы ты был моим мужем, Роберт.
Я встал. Она смотрела мне прямо в глаза.
— Да, пожалуйста. Пожалуйста, сделай это. Прошу тебя, сделай это. Я знаю, мы разлучимся. Что-то произойдет… но я хочу быть твоей, если это произойдет.
— Я люблю тебя, — сказал я.
…Ее тело было прекраснее, чем тело любой другой женщины, какое мне когда-либо приходилось видеть. Ее нежность была пленительнее нежности других женщин. И то, что она сказала мне в этот час, я не забуду никогда. Другой пароход шел вверх по течению реки, все громче и громче раздавался стук его двигателя, а чайки с криком кружили вокруг нас на фоне неба. Нина была совершенно не похожа на Маргит, мою покойную жену. Глупость какая-то, что мне когда-то пришло это в голову и я заговорил об этом.
— Я тебе нравлюсь? — прошептала она. — Я такая, какую ты хочешь?
— Ты прекрасна, дорогая, ты просто чудесна…
Шум от приближающегося парохода стал невыносим, поднявшиеся от него волны стали биться о берег. Нина тихо вскрикнула. А мне показалось, что моя жизнь утекает вместе с речным потоком. Я готов был умереть в этот момент. Я слышал, как Нина прошептала:
— Если бы мы сейчас смогли вместе умереть, это было бы прекрасно…
Я не знаю, господин комиссар криминальной полиции Кельман, знакомо ли вам состояние, когда вы очень долго добиваетесь любви определенной женщины и наконец завоевываете ее. Иногда после достижения своей цели бывает не очень хорошо на душе. Большинству людей становится хорошо несколько позже. Нам же было прекрасно с самого начала, уже самый первый раз был прекрасен.
Когда мы уходили с этой поляны, уже начало темнеть. С воды поднимался туман, облака стали темно-серыми, а воздух голубым, уже пахло осенью, а низко, у воды, запах осени был еще сильнее.
Шоссе было усыпано пестрыми осенними листьями. Мы шли медленно, держась за руки и не отрывая глаз друг от друга. Иногда мы останавливались и целовались. Но это были уже другие поцелуи.
— Я еще никогда не была в таком отчаянии, — сказала она.
— Я найду выход. Дай только время. Дай мне еще немного времени.
— Ты уже это говорил однажды.
Мы дошли до кафе «Рейнские террасы» в местечке Хофгартен.
— Сегодня вечером я опять должна буду с ним говорить… опять должна его видеть… Как я смогу вынести все это — и именно теперь?
— Нужно еще совсем немного времени… совсем немного…
Она посмотрела на меня прищурившись:
— Так, значит, у тебя все-таки есть какой-то план?
— Нет.
— Не отнимай у меня надежду. Ты что-то задумал. И это то, чего я не знаю. И не хочу знать. Единственное, что я хочу знать, — это то, что у тебя есть какой-то план. Роберт, только эта мысль заставляет меня жить.
— Нет, Нина, я ничего не задумал — пока не задумал, — ответил я, и у меня защемило сердце. — Иди домой. Уже почти шесть часов. Я должен заехать за твоим мужем. Иначе у него может возникнуть подозрение.
— Ты действительно не имеешь к письму никакого отношения?
Я не имел права открыть ей свою тайну, я не хотел ставить ее под удар. То, что я задумал, я должен был осуществить в одиночку. И, мысленно прося у нее прощения за то, что смог дать ей так мало, после того как она отдала мне так много, я отрицательно покачал головой, поцеловал ей руку и сказал:
— А теперь, дорогая, иди домой.
И она, низко опустив голову, медленно пошла в сторону дороги.
На шоссе уже началось оживленное вечернее движение. На остановке «Хофгартен» то и дело тормозили автобусы. Здесь выходило много людей. Я тоже впервые приехал сюда на автобусе. Как давно это было. Среди выходивших пассажиров было много парочек. Обнявшись, они проходили мимо меня, глядя друг на друга влюбленными глазами, о чем-то беседовали и смеялись.
Я посмотрел вслед Нине, уходящей все дальше и дальше по Цецилиеналлее. Она ни разу не обернулась. Мне было очень больно оттого, что она уходит от меня именно так. Это было самое печальное зрелище в моей жизни еще и потому, что я только что был на вершине счастья.
Я остановил такси, сел на заднее сиденье и назвал адрес — Грюнторвегштрассе. На этой улице стоял «Кадиллак». Сев в машину, я поехал к следственной тюрьме. Я подъехал через десять минут, но опоздал: Бруммер уже стоял на улице.
Когда я открывал перед ним заднюю дверь машины, он внимательно посмотрел на меня и сказал:
— Вы не пунктуальны, Хольден!
— Прошу прощения, господин Бруммер. Когда я приехал, портниха уважаемой госпожи еще не закончила работу.
— Не закончила работу? — Он ухмыльнулся и растянул свой розовый ротик в улыбке. — Вам что, пришлось ее ждать?
— Так точно, господин Бруммер.
— Ох уж эти женщины!
Он сел в машину, я захлопнул за ним дверь, и мы поехали. На улице уже горели фонари. Осень в этом году была ранняя…
— Давно пора, — сказал Бруммер.
— Простите?
— Я сказал, что моей жене давно пора отказаться от услуг этой портнихи. С такими нервами часами ждать, пока твой заказ будет выполнен! Да за это время можно обокрасть весь Дюссельдорф!